На Ранове

Много прекрасного

в жизни познал я,

Много рек и морей

пришлось повидать,

Но роднее и ближе

речушка лесная,

Что истоком моим

стала в жизни, как мать.

Так уж распорядилась судьба, что на родине своей и предков моих бывать пришлось нечасто. Отец мой был военным, и вслед за ним наша семья путешествовала по всей стране. А страна тогда была необъятна. В начале лета 1964 года, когда отца в очередной раз перевели из Прибалтики на Кавказ, мы с матерью и младшим братом приехали в Ряжск на все лето.

Лето оказалось незабывае­мым на всю жизнь. Гостили мы у Надежды Федоровны Серовской - тетки моей мамы, в старом доме на Малиновой улице. В то время мне было одиннадцать лет. Я запоем читал Купера и Майн Рида, и дом, который ранее принадлежал брату Надежды Федоровны - Николаю Федоровичу, стал для меня настоящим Клондайком.

В комнате тети Нади, где на старом сундуке мне был определен ночлег, интересно было все. Старинный письменный стол с блестящими ручками-раковинами на ящиках. Древний радиоприемник размером с тумбочку. Огромные альбомы в бархатных переплетах с медными застежками. И фотографии из какой-то таинственной, прошлой жизни: веселые гимназисты, военные в царских мундирах с эполетами и саблями, дамы в шикарных платьях. Несмотря на свой невеликий возраст, я искренне проникся уважением к этой несуществующей уже жизни и любовью к дому, хранящему память о ней. Расположившись на сундуке, часами разглядывал фотографии, читал старые энциклопедии, закусывая познания недозрелыми помидорами, положенными для дозаривания в валенки. И потемневший от времени образ Николая Угодника взирал на меня со стены. 8 доме с тетей Надей жили сестра моей мамы - Ольга с сыном Владиком, то есть моим двоюродным братом-погодком. С Владькой мы каждый день ходили на Хупту купаться и ловить рыбу. Ходили по Малиновой мимо дома, где жила моя родная бабушка Маня (Мария Федоровна). Жила она в крохотной комнатенке, где едва помещались печь, койка и столик. Но я никогда не забуду вкуснейших пирожков и кваса, которыми она от всей души угощала внуков.

От Владьки я узнал о существовании реки Ранова, и что рыбалка на ней не в пример Хупте. Только пешком туда далеко, а велосипеда нет. С этого дня желание увидеть и порыбачить на этой таинственной реке стало неотступным.

И мне повезло. В доме на­против Серовских жили Каминские, и тетя Надя познакомила меня с Каминским Славой, своим учеником. Слава был старше меня года на четыре, но несмотря на это, мы с ним подружились, и он сам пригласил меня на рыбалку. И куда! На Ранову!

Тетя Надя разбудила меня с петухами. Выпив стакан молока, схватив удочку и тормозок, я выскочил на улицу. Улица была пустынной. Первые лучи солнца только пробивались из-за Малинового оврага, и я поежился от утренней прохлады. Во дворе напротив замычала корова. Звякнул подойник. Заскрипев на петлях, открылась калитка и из нее высунулась лупоглазая коровья морда. Она потянулась к восходящему солнцу и замычала. В соседнем дворе тоже мыкнули. И вот уже пошагали рогатые по пыльной улице. Вслед за коровой выкатил велосипед и Слава. К раме были приторочены удочки, туда мы пристроили и мою снасть. Слава посадил меня на раму, и мы попылили вслед за стадом, объезжая коровьи лепехи. Обогнали стадо уже на Стрелецкой и вскоре ехали через поле. Начался лес, полный гомона птиц. Солнце вставало, прогревая воздух, утро вступало в свои права. Лесная тропинка внезапно кончилась крутым берегом неширокой речки с веселым течением. Солнце косыми лучами пробивало толщу прозрачной воды, в которой сновали темные тени. Слава остановил велосипед, я тоже спрыгнул с рамы, поняв, что мы приехали. Пока я разглядывал речку моей мечты и ее окрестности. Слава уже пристроился с удочкой у прибрежного куста. Булькнуло грузило, и поплавок, не успев устроиться на воде, был утянут под воду таинственным обитателем реки. Бамбуковое удилище изогнулось дугой, в струну вытянулась леска. И вот в руках Славы отчаянно извивается серебристая, упитанная рыбина «Подуст» восторженно говорит Слава, определяя добычу на кукан. Недолго думая, я тоже кое-как напялил на крючок упирающегося червяка и забросил снасть в воду. Течение подхватило поплавок, сделанный из гусиного пера, и он, проплыв немного, резко ушел подводу. Я сделал подсечку, моя самодельная Ореховая удочка завибрировала в руках.. Это был подуст, но по моим тогдашним понятиям, - огромный.

Клев закончился, когда солнце поднялось над верхушками сосен. Слава достал из клеенчатой сумки бутылку с молоком и протянул мне: «Парное, пей». Попили молока, пожева­ли хлеба, стали собираться домой. Шли пешком, ведя за руль велосипед. Поклажа была приличная. Шли, разговаривая о разном. Мне было приятно, что Слава не задается, а говорит со мной как со сверстником. За разговорами пришли незаметно. Тетя Надя встретила добытчика с восторгом, но рыбу при­шлось чистить самому, в компании с котом, который проявил самый неподдельный интерес к улову. И он был вознагражден за сочувствие.

Взвешенный на старинном безмене, первый и самый крупный подуст потянул на полтора фунта, а весь улов - на восемь. Я был счастлив. Впоследствии ловил и осетров, и сомов в каспийских водах, сига на Балтике, форель в горных кавказских стремнинах. Но эти восемь фунтов простой речной рыбехи, как и общение с родной землей, общение с такими замечательными людьми, как Каминский, Серовская Надежда Федоровна, - почитание рода своего! Исток это мой! Начало мое! И продолжение в детях моих и внуках!

Владимир Кудряшов